Даша Очерет о колониях, КГБ, марихуане и политическом влиянии.
Летом этого года Даша Очерет, советник по реформе наркополитики Евразийской ассоциации снижения вреда (ЕАСВ), провела четыре вебинара о главных составляющих современной наркополитики. По мотивам этих вебинаров мы подготовили с ней серию интервью – это последнее, где еще раз поговорили про заявленные в них темы.
АВРААМ РОДИЛ ИСААКА; ИСААК РОДИЛ ИАКОВА;
ИАКОВ РОДИЛ ИУДУ И БРАТЬЕВ ЕГО
С самого начала мы планировали поговорить о том, что происходит с наркополитикой на международном уровне и какие можно предпринять конкретные шаги для ее изменения. Но так получилось, что в предыдущих интервью вместо обсуждения каких-то практических действий мы углубились в обсуждение достаточно сложных теоретических концепций.
И я этому очень рада, потому что, на самом деле, это все дает нам ключ к понимают того, почему мы пришли именно к такому виду наркополитики, а не иному. И почему наши разумные доводы для ее реформирования чаще всего игнорируются.
Например, взять и объяснить политикам в странах, что нужно метадон выдавать людям на руки, а не заставлять их десятилетиями каждый день ходить в программу.
Именно. Наши научно обоснованные и логические аргументы не работают. И пока мы не поймем, почему они не работают, мы не сможем сдвинуться дальше.
Так, сейчас весь мир готовится к Министерскому сегменту, или встрече по глобальной наркополитике, которая пройдет весной 2019 года в Вене. И опять, здесь важно увидеть эту встречу в широком культурно-историческом контексте. То есть, прежде чем обсуждать, что мы можем там сделать, следует поговорить о формировании международной системы наркоконтроля, как она появилась и как развивалась в исторической перспективе.
Согласен с тобой. Можешь тогда рассказать про тот самый момент, когда можно говорить о рождении современной наркополитики с ее репрессивным характером?
На самом деле, современная наркополитика имеет не долгую историю. Первый международный закон по наркотикам появился в 1909 году и касался регулирования в сфере опийной торговли. Но он не был глобальным, а носил статус межстранового. То есть, это был документ международного сотрудничества, но который покрывал не все страны.
Как мы знаем, ООН была не всегда. Был какой-то орган, который выполнял тогда эту роль?
Вообще вся эта история про создание международных организаций – это все только про 20 век. То есть в начале 19 века таких глобальных организаций, которые бы касались всех стран в мире, еще не было. ООН, которая появляется только после Второй мировой войны, предшествовала так называемая Лига наций. И вот с 20-го года прошлого века она начинает также затрагивать вопросы, связанные с оборотом наркотиков. В принципе, через два года мы можем праздновать сто лет различных международных актов по наркотикам.
Ну или не праздновать, а придумать какой-то иной формат, чтобы отметить этот день.
Тут кто как решит, исходя из своего права выбора. В этом вопросе оно еще у нас есть. Так вот, в 1925 году принимается Международная конвенция по опиуму. И она затрагивает, как это ни удивительно, не только опиум, но еще и разные другие наркотики.
Собственно, что делает Конвенция - она утверждает, что должны быть некие международные правила, какими наркотическими препаратами страны могут торговать. Это касается трех препаратов – индийская конопля, или каннабис, опиум и кока. Тогда же начинают появляться различные международные органы, которые призваны следить за объемами производства, хранением и продажей этих трех препаратов. Нужно понять, что на тот момент речь пока еще не идет о борьбе с наркотиками, а только о контроле.
То есть, возникает идея, что на глобальном уровне хорошо бы знать, сколько у нас какая страна производит наркотических препаратов, сколько хранит и какие поставки осуществляются в разные точки мира?
Да. Никто еще ничего не запрещает. Дальше, в 1931 году появляется следующий международный документ – Конвенция об ограничении производства и регулирования распространения наркотических средств. И вот это очень важный для нас документ.
В 1925 году речь идет только о том, что правительства будут контролировать производство наркотических веществ, то есть речь идет о рынке. А в 1931 году уже речь идет о том, что производство должно быть ограничено медицинскими и научными нуждами.
ВСЕ ЭТО ПОХОЖЕ НА КАКУЮ-ТО РАЗВОДКУ:
НАРКОТИКИ - НЕЛЬЗЯ, НО МОЖНО ВОДКУ
Если посмотреть на эту Конвенцию как раз со стороны рынка, то можно сказать, что именно в этот момент происходит разрыв, когда наркотики перестают приравниваться к алкоголю и табаку в мире?
Не просто приравниваться, но и начинают иначе регулироваться. Понятно, что в различных странах эти изменения могли быть и раньше. Но на международном уровне это происходит в 1931 году. Алкоголь и табак по-прежнему могут производиться в любых целях и в любом количестве, хотя там тоже существовали определенные международные акты, которые регламентируют их производство и продажу. А вот производство некоторых наркотических средств с этого момента официально ограничивается медицинскими и научными целями.
Наркотические препараты можно теперь производить только для того, чтобы кого-то лечить, либо изучать их эффекты. Что это изменило в практическом плане?
Это важнейший момент в истории наркополитики, потому что Конвенция ставит запрет на рекреационное, то есть для собственного удовольствия употребление. А также на применение наркотических средств в религиозных и культурных целях.
Почему ты делаешь акцент на религиозных и культурных целях? Это разве имеет какую-то глобальную значимость и актуальность?
Возможно, сегодня это и не имеет какого-то особого значения в мире, но тогда произвело эффект разорвавшейся бомбы. Смотри, в колониальных державах, таких как Англия, Франция, Португалия, Испания и т.д., последние сотни лет традиционно и культурально употреблялись алкоголь и табак. А вот марихуана, опиум, листья коки и там другие наркотики – это все было только в колониях у местного населения.
И вот здесь мы можем себе отметить, что идет важное разделение. То, что в доминирующих над остальным миром колониальных странах употребляется – это одна история. И это все можно использовать для рекреационных целей, то есть для удовольствия. А новые на тот момент психоактивные вещества - новые для европейцев и для тех европейцев, которые составляют основу появившейся американской нации – такие, как опиум, кока и марихуана, могут быть произведены и использоваться только для медицинских и научных нужд.
В 1936 году Лигой наций принимается еще один документ - Конвенция о пресечении незаконного оборота опасных наркотиков. То есть, получается, что когда 1931 году ограничили производство медицинскими и научными целями, то тем самым породили нелегальный рынок и преступные сообщества, которые его обслуживали.
Возник этот рынок как раз для обеспечения потребностей людей в наркотических веществах в немедицинских и ненаучных целях. И соответственно им тоже нужно было заняться?
В 1936 году впервые появляется понятие накропреступность, и действия, связанные с наркотиками, которые начинают относиться к международным преступлениям.
Та же самая логика прослеживается после войны в действиях и в принятых конвенциях ООН по наркотикам. Получается, ничего нового система ООН по сравнению с Лигой наций не придумала?
В 1939 году начинается Вторая мировая война. После нее все эти документы и организации, в том числе Лига наций, уже теряют свое значение. Но ненадолго. В 1945 году у нас создается система ООН. С появлением ООН воцаряется эпоха международного наркоконтроля, в которой мы существуем и сегодня.
ООН повторяет ту же самую логику, которая была у Лиги наций. И повторяет ту же самую историю по наркотикам, которая уже была пройдена перед войной. Но только в этот раз с бОльшим объемом документов, комиссий и комитетов.
Уже в 1953 году, то есть еще до принятия Единой конвенции по наркотическим средствам 1961 года, появляется Акт по ограничению и регулированию выращивания мака, который повторяет, собственно говоря, запрет на его медицинское использование. То есть, ООН сразу берет на вооружение принцип, что наркотические средства, не традиционные для культуры колониальных стран, должны быть ограничены медицинскими и научными целями.
И дальше уже каток поехал по давно проложенному Лигой наций маршруту?
Усовершенствованный каток. Если раньше мы видим, что в документах фигурируют только опийный мак, конопля и листья коки, то Единая конвенция о наркотических средствах 1961 года берет под международный контроль уже 119 наркотических средств.
Конечно, это связано с развитием химической промышленности и с тем, что появляется все больше и больше синтетических аналогов традиционных веществ. Тот же самый метадон уже был синтезирован к 1961 году. Однако в основном все-таки речь идет о различных формах наркотических средств, которые делаются на натуральном сырье.
Почему Конвенция 1961 года называется «единая», в отличие от последующих документов ООН?
Потому что в некотором смысле она отменила все международное регулирование в области наркотических средств, которое было до нее.
Что еще интересного в кавычках сделала эта единая Конвенция?
Она ввела в систему регулирования Комиссию по наркотическим средствам, или United Nations Commission on Narcotic Drugs (CND), которая ежегодно собирается в марте в Вене. В это же время создается и специализированное учреждение ООН - Международный комитет по контролю над наркотиками, или International Narcotics Control Board (INCB).
Дальше была Конвенция о психотропных веществах 1971 года.
Тоже интересная штука. Нам свойственно видеть новое в том, что происходит сегодня. А на самом деле ничего нового не происходит. Мы говорим о том, и совершенно справедливо, что жесткие меры по контролю за оборотом наркотиков 10-15 лет назад спровоцировали появление страшных и ужасных новых психоактивных веществ, или НВП. Но ничего нового в этом нет.
Именно по той же самой причине в 1971 году была принята Конвенция о психотропных веществах. Потому что за 10 лет, начиная с 1961 года, то есть после принятия Единой конвенции о наркотических средствах и установления контроля за 119 наркотиками, на рынке появляется огромное количество новых психоактивных веществ.
60 лет логика остается та же самая. Сначала на международном уровне что-то запрещается и ограничивается. Это порождает черный рынок. А он уже формирует новые виды психоактивных веществ, которые не запрещены. Их запрещают, и все заново.
И, наконец, третья конвенция ООН по наркотикам?
В 1988 году появляется Конвенция о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ с фокусом на организованную преступность. И здесь мы снова видим ту же самую логику, что и у Лиги наций. Сначала запрещаем рекреационное использование, потом начинаем заниматься международной организованной преступностью.
ХОЛОДНАЯ ЛУНА, ХОЛОДНАЯ…
Но надо понимать, что все события, о которых ты говоришь, происходят еще и на фоне глобальных политических процессов. Взять хотя бы «холодную войну» между такими геополитическими титанами, как США и СССР. Это как-то повлияло на репрессивный характер современной наркополитики? Или это процессы, которые между собой никак не связаны?
Да, действительно, в то время происходят определенные боевые действия так называемой «холодной войны». Идет противостояние между США и странами Западной Европы с одной стороны и СССР и странами Восточной Европы - с другой.
Что тут для нас может представлять интерес?
Я уже 20 лет работаю в снижении вреда, и последние лет 15 я периодически слышу одну историю. Она о том, что развал СССР, который формально произошел в 1991 году, самым непосредственным образом повлиял на усиление борьбы с наркотиками во всем мире.
Я пыталась найти какие-то исследования на эту тему, но смогла. Может быть, просто плохо искала. Поэтому все, что я сейчас скажу, это не результат каких-то научных изысканий, а существует больше на уровне частного мнения и «желтой» прессы. Но мне все равно кажется, что это нужно добавить в наш разговор.
Суть в следующем: десятилетиями спецслужбы СССР с одной стороны и США - с другой наращивали потенциал, чтобы ловить шпионов и проводить различные секретные операции. Как в своих странах, так и за их пределами. По ресурсам - это огромные бюджеты, техническое оснащение, персонал, широкая агентурную сеть. И объем финансирования спецслужб по обе стороны железного занавеса естественно с каждым годом только нарастает.
Дальше приходит 1991 год, и холодной войны больше нет. И бороться не с кем.
А люди, которые всем этим занимаются, рискуют остаться просто не у дел. В этой ситуации потери врага они могут лишиться - я не люблю слово власть, потому что оно какое-то абстрактное, но вот работы, денег, положения и всего остального - вполне реально. И в этих условиях одна и та же система по обе стороны океана вынуждена резко перестраиваться. На первом этапе она находится в поиске, чем бы ей таким заняться, чтобы доказать свое право на существование.
Звучит тревожная музыка...
В конце концов, как ты уже понял, они переключаются в том или ином варианте на борьбу с наркотиками. Опять же - как в своих странах, так и за их пределами. Потому что для борьбы с наркотиками можно использовать все ту же систему и ресурсы, как и во время «холодной войны». Это штатные сотрудники, агентурная сеть, бюджеты и т.д.
Повторюсь, я не нашла какого-то документального подтверждения этой теории, но, я думаю, определенная логика в этом есть. По крайней мере, после развала СССР мы видим, что Управление по борьбе с наркотиками США, или Drug Enforcement Administration (DEA), начинает развиваться достаточно мощными темпами. Что касается России, судя по тому, каким образом там шло перекраивание системы, как менялась служба наркоконтроля и какие ей передавались полномочия - очевидным кажется, что это продолжение того, что делало КГБ, борясь с врагами народа и с инакомыслием в Советском Союзе.
В США еще несколько лет назад штат DEA был порядка 40 тысяч человек. В России Федеральная служба по контролю за наркотиками состояла из 70 тысяч человек. Это действительно очень большие государственные системы.
Когда говорят о «холодной войне», то имеется в виду не только противостояние между СССР и США, но и еще и та политика, которую США проводила в отношении стран Латинской Америки. Так вот, до момента перестройки системы наркоконтроля, о которой мы говорим, всего 4% от финансовой помощи США Латинской Америке шло на борьбу с наркотиками, а потом за год эта статья расходов резко подскочила до 20%.
То есть 20% всего финансирования, которое США дает в Латинскую Америку, идет на так называемую борьбу с наркотиками?
Это очень условная финансовая помощь. Под ней фактически понимается ввод вооруженных людей с достаточно широкими полномочиями на территорию других суверенных государств. Предлог такой - мы не с вашей страной воюем, а с наркокартелями. Боремся не с вашими гражданами, а с международной наркопреступностью.
КАК ПОССОРИЛСЯ ИВАН ИВАНОВИЧ С ИВАНОМ НИКИФОРОВИЧЕМ
Да, можешь объяснить, на каком основании оказывается эта так называемая международная помощь? Помимо трех конвенций, есть еще какие-то документы в системе ООН, на основании которых строятся действия различных государств в рамках заданной репрессивной наркополитики?
Те, кто правами человека занимается, знают, что есть огромное количество самых разнообразных документов в системе ООН. Но базовым все-таки остается Всеобщая декларация прав человека, у которой есть два основных подзаконных документа. Это Пакт о гражданских и политических правах и Пакт по экономическим, социальным и культурным правам. И оказывается, то, что этих документов два, и то, что гражданские и политические права и экономические, социальные и культурные права разделяются – это тоже все результат холодной войны.
Это тоже теория, у которой нет научного подтверждения?
Нет, тут уже исторический факт. За Пактом о гражданских и политических правах стоят США. Именно они в 50-е годы выступали за его принятие. По своей сути, он во многом повторяет американский Билль о правах и написал очень понятным языком.
Суть этого Пакта в том, что даже если правительство моей страны, не говоря уже о полиции и т.д., нарушает мои права, то я имею право на защиту. И государство обязано мне эту защиту предоставить. Если подобная защита мне не предоставляется, то тем самым государство нарушает данный Пакт. Все это очень четко там прописано.
Смотрим на Пакт по экономическим, социальным и культурным правам. Он был инициирован, как я сама недавно узнала, СССР. Отличие этого Пакта от предыдущего в том, что на государство не накладывается никаких жестких обязательств. Оно должно предпринять какие-нибудь шаги и сделать что-то в «максимальных пределах, имеющихся у него ресурсов». А если у него таких ресурсов нет, то и делать оно ничего не будет. Или, как любит Россия добавлять во все документы фразу «с учетом национального законодательства». То есть, белое - это белое, но, если с учетом национального законодательства белое - это черное, то пусть так оно и будет. И это, безусловно, размывает саму идею Пакта.
Первоначально речь шла о том, что должен быть принят один пакт, но в итоге было принято оба пакта в 1952 году. И они имеют равное значение. В этой битве кита со слоном не победил никто.
Какое отношение эти пакты имеют к современной наркополитике?
Тем, кто пытался читать документы, которые принимает Комиссия по наркотическим средствам, очевидно, насколько их текст похож на Пакт по экономическим, социальным и культурным правам. То есть, они запутаны настолько, что нужно иметь специальное образование, чтобы понять, о чем там написано. И это прямое наследие СССР.
Этот размытый язык, конечно, показывает озабоченность Cоветского Cоюза вмешательством международного сообщества во внутренние дела. И это мы видим до сих пор у его приемника, когда стоит произнести слово метадон или заместительная терапия в марте в Вене, как тут же появляется табличка Российской Федерации и какой-нибудь российский дипломат, который говорит: «Только после этого добавьте - с учетом национального законодательства».
Хотя все документы международного права должны быть более важными и значимыми по сравнению с национальными, сначала СССР, а потом и Россия защищают свои внутренние дела. Это то, что мы имеем сегодня, и что во многом объясняет, почему Россия все равно продолжает делать то, что она хочет, несмотря на международное право.
О ЦВЕТОВОЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ ШТАНОВ
Что происходит после принятия третьей конвенции по наркотикам?
Новых конвенций, слава богу, больше не принимается. Но с 1998 года начинают проходить глобальные встречи высокого уровня, на которых принимаются стратегические решения глобального масштаба. Так, на Специальной сессии Генеральной ассамблеи ООН 1998 года был достигнут консенсус в отношении глобальной цели ликвидации наркотиков во всем мире.
То есть, цель наркополитики во всем мире с 1998 года – ликвидировать наркотики?
Да, но уже на Встрече высокого уровня в 2009 году государства признаются, что у этой цели были «непреднамеренные и катастрофические последствия – эпидемия ВИЧ и гепатитов, криминализация, разгул коррупции, формирование и усиление теневой экономики». Но, тем не менее, вновь подчеркивается, что «уничтожить наркотики на всей планете» - это прекрасная цель. Просто государства плохо старались, чтобы ее реализовать.
Смех в зале, как обычно пишут в таких случаях.
Но смотри, что происходит. С одной стороны, в официальном документе, который был принят в 2009 году, это вот так все и написано. С другой, на тот момент становится понятно, что большинство стран Евросоюза, плюс Канада, Австралия и еще кто-то выступают против. Они еще не утверждают, что цель – плохая. Скорее, говорят о том, что непреднамеренные последствия настолько плохи, что видимо с этой целью что-то не так. Тогда же появляется такой термин, как «нарколиберальное лобби», которой Россия берет себе на вооружение и с удовольствием использует.
Дальше 2016 год. Проходит опять Специальная сессия Генеральной ассамблеи ООН. Решили проводить это мероприятие по следующей причине - раз есть такое разделение стран по вопросам, связанным с наркотиками, так, может, разногласий по поводу основной цели глобальной наркополитики за 7 лет стало больше. И, может быт, сейчас их вес будет достаточно велик, чтобы наконец сказать, что цель мира без наркотиков изначально дурацкая для международной наркополитики. Целью должно быть – сохранение здоровья, уменьшение страданий, развитие системы помощи и т.д.
И хотя было очень много разговоров о возможном чуде, о смене основной направленности международной наркополитики в сторону чего-то адекватного, но итог дискуссий оказался таким - «мы не будем оспаривать Конвенции ООН по наркотикам или концепцию «мира, свободного от наркотиков». Ничего особо перспективного тогда не произошло.
На фоне того, что страны разделились, и некоторые в нарушение всех конвенций уже проводят реформы своей наркополитики – Португалия, Чехия, Канада и т.д., необходимо в принципе понять, как международные права и международные документы влияют на то, что происходит на локальном уровне.
Тут это все видно на примере каннабиса. Ведь в последние годы ситуация с марихуаной изменилась очень сильно. Во многих странах и даже в ряде штатов США она становится все более легальной. И этот процесс уже не остановить.
Если посмотреть на него с точки зрения твоего вопроса, то на глобальном уровне еще в 2004 году на Генеральной ассамблее ООН было принято решение провести глобальное исследование по каннабису. Подготовить доклад и наконец уже решить, марихуана - это вообще хорошо или плохо. В 2006 году такой доклад появился под названием «Каннабис: почему это важно». Там так аккуратно написано, что есть некая медицинская ценность некоторых соединений в каннабисе. И, в общем-то, все.
В 2009 году на Встрече высокого уровня этот вопрос вообще не был отражен в итоговом документе. Как будто каннабиса не существует. В 2016 году – та же самая ситуация. Я вот от Встречи высокого уровне 2019 года не ожидаю, что легализация каннабиса будет обсуждаться, но мало ли – вдруг все же что-то произойдет.
Вот здесь и возникает вполне логичный вопрос - следуют ли международным рекомендациям те, кто эти самые рекомендации проектирует и принимает?
Когда я была в 2009 году на заседании Комиссии ООН по наркотическим средствам в Вене, я услышала выступление какого-то человека, сейчас не помню уже, кого именно. Он искренне и эмоционально говорил о том, что мы же принимаем политическую декларацию не для Канады и США, потому что Канада и США все равно делают то, что считают нужным. Им от этой декларации ни холодно, ни жарко. А мы принимаем эту декларацию для развивающихся стран, потому что именно в них можно добиться каких-то изменений.
Я никогда не думала об этом до его выступления. Мне всегда казалось, что США и Канада так бьются с Россией по вопросу того же метадона, потому что это напрямую касается их национальной политики. Но я поняла, что это не так. Те, кто проектирует международные рекомендации, сами им не следуют. Это сильные страны, которые самостоятельно определяют свою внутреннюю политику.
Что это за страны? Это же не только США, Канада и Россия?
Разделим страны на две группы. Пусть будут страны группы А - это страны, которые на международном уровне работают над текстом резолюции или декларации и годами спорят по поводу каждой запятой. Это Россия, США, Евросоюз и Канада. И там еще пару стран можно добавить в этот список. Эти страны делают все, что хотят, на своей территории. Они могут легализовать марихуану, независимо от того, что было принято на международном уровне, как это сделала Канада. Могут жестко криминализовать, как Россия, или декриминализовать наркотики, как Португалия.
Страны группы А предоставляют финансирование каким-то другим странам. США, как я уже говорила, оказывают финансовую помощь Латинской Америке. Россия имеет финансовое влияние на Беларусь, Кыргызстан, Армению, Казахстан и т.д. И это объясняет, почему там все наши попытки адвокации чаще всего оказываются неудачным.
Бьются страны группы А за свое политическое влияние над странами группы Б. Если мы посмотрим именно в плане наркотиков, то группа Б либо вообще игнорирует международные процессы и не посылает делегации в Вену, ограничиваясь участием одного-двух представителей посольства, которые во время встреч в основном молчат.
Либо они просто присоединятся к другим странам. И здесь можно что-то делать. Например, чтобы Кыргызстан не к России присоединился, а к США. Но этим нужно долго заниматься. Смысл всего этого в том, что в итоге они получают финансирование и разрешают проводить пилотные проекты у себя в стране. Не то, что они говорят – вы дайте нам денег, и мы сделаем у нас тут заместительную терапию, нет. Они разрешают на международные деньги провести у себя пилотные программы в соответствии с международными рекомендациями.
Допустим, международное сообщество принимает какую-то резолюцию или декларацию. Как понять, на мою страну это окажет влияние или нет?
Это опять вопросы про группу А и группу Б. Здесь можно задать себе несколько вопросов – играет ли моя страна ведущую роль в этой дискуссии? То есть, лоббирует ли она какие-то поправки, поднимает ли руку, когда что-то обсуждается? Да или нет? И эта информация у нас есть. В нашем регионе всего две страны, если мы говорим о странах бывшего Советского Союза, регулярно занимаются этим - Россия и иногда Украина. Но если со стороны России – это влияние, то со стороны Украины – какая-то, я бы сказала, проба пера, начальные попытки выстроить свои позицию и ее озвучить. Если страна играет значимую роль в дискуссии, то, скорее всего, никакого эффекта от принятых международных норм там не будет.
Второй момент – получает ли страна международное финансирование или она страна-донор? Вот Российская Федерация – это страна-донор. Если она страна-донор, то никакие деньги к ней не придут на международном уровне, чтобы внедрить хотя бы пилот по налоксону, заместительной терапии или альтернативам тюремному заключению. Если же Казахстан, Таджикистан, Молдова и т.д. все еще получают международное финансирование на реализацию каких-то программ по здоровью, то да, есть шанс, что при нашей адвокации в работе над новыми международными резолюциями эти страны выиграют в конечном итоге от того, что там будут какие-то адекватные вещи написаны. Потому что потом под эти международные резолюции и декларации можно получать финансирование на пилотные проекты.
Еще как можно понять, будет ли в стране толк от этих резолюций?
Ответив также на вопрос - была ли моя страна колонией или метрополией до недавнего времени? Мы все еще живем в постколониальном мире. Еще совсем недавно, до второй мировой войны, мир у нас делился условно на две части - метрополии и колонии. Вот есть империя - это метрополия, и у нее есть колонии – то, что было присоединено. Мы часто удивляемся, почему Глобальный фонд дает деньги в основном в страны Африки. Но это просто объясняется постколониальной моделью международной помощи, которая так работает уже много столетий. То же самое происходит и в нашем регионе. Поскольку все постсоветское пространство является бывшей колонией России, то Россия, соответственно, всех и финансирует.
Этот разрыв между англоязычным и русскоязычным колониальными мирами до сих пор остается и определяет политическую повестку. Преодолеть его с нашими микроскопическими в этих масштабах ресурсами на наркополитику невозможно. И тут важно, чтобы мы понимали ту сложность ситуации, в которой мы продвигаем наши идеи.
МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ
И вот в 2019 году пройдет очередная Встреча высокого уровня в Вене. Что от нее можно ждать?
Какую-то новую декларацию, насколько нам известно, принимать не будут. Новая декларация – это какая-то новая цель. Мы бы хотели, конечно, чтобы они приняли декларацию, где цель – улучшение здоровья людей, употребляющих наркотики. Но нет, этого не будет. Нового плана действий, скорее всего, тоже никакого принято не будет. Думаю, встреча ограничится резолюцией.
Тогда зачем о ней вообще разговаривать?
На мой взгляд, эта встреча все-таки важна для нас. Потому что международное регулирование в области наркотиков, которое меняется за счет резолюций и деклараций и которые принимаются как раз в Вене во время работы Комиссии по наркотическим средствам, а также то международное финансирование, которое следует за их принятием, приводит в наши страны какие-то пилотные проекты. Это пилоты программ заместительной терапии, профилактики передозировок и т.д., которые появились не на пустом месте.
Вот, например, с нашим участием и по нашей инициативе была принята резолюция по налоксону. Это вынудило систему ООН впоследствии дать рекомендации по поводу выдачи налоксона на руки людям, употребляющим наркотики. Именно поэтому сейчас есть подобные программы профилактики передозировок в Центральной Азии, которые финансируются не только от частных доноров, но и на более высоком уровне.
Какие требования необходимо озвучить на встрече в 2019 году?
У нас, как у гражданского общества, к странам-участницам этой встречи должны быть четкие требования. Во-первых, отойти от цели «мир без наркотиков». Это совсем уже устарело, и пора избавляться от этого языка. В-вторых, полноценно оценить воздействие наркополитики на цели ООН в области укрепления здоровья, прав человека, устойчивого развития, мира и безопасности. И, в-третьих, покончить с карательными подходами и приоритизировать жизнь и здоровье людей. Когда у нас на руках будет черновик резолюции мартовской встречи, тогда мы сможем более четко сформулировать наши требования.
Тогда готовимся к этой встрече. И может ты подведешь какие-то итоги всего того, о чем мы с тобой говорили на протяжении этих четырех вебинаров и интервью? Ведь в целом мы говорили как раз о том, в какой точке мы все сейчас находимся, и что нам делать дальше.
Если кратко, то политика в отношении наркотиков формируется с помощью множества пересекающихся и противоречивых концептуальных рамок, включающих в себя здоровье населения, криминологию, экономику, право и права человека, постколониальные исследования. На самом деле, еще много чего другого, но именно эти моменты, которых нам слегка удалось коснуться во время наших вебинаров и интервью, оказывают влияние на базовые решения, принимаемые в сфере наркополитики. Как на международном уровне, так и на уровне стран.
Знания, полученные в результате исследований, относящихся к различным областям, школам, культурам и странам, противоречат друг другу. В мире нет консенсуса по ключевым определениям и теориям в области наркополитики. В том числе по праву на употребление наркотиков, о чем мы говорили в прошлый раз. Результатами научных исследований, раз они так противоречивы, довольно сложно оперировать. В результате этого политический дискурс имеет большее влияние на принимаемые решения в наркополитике, чем научные исследования.
Важно понимать, что за всеми сегодняшними установками есть история, как и почему они были сконструированы и внедрены на политическом уровне и в общественном сознании. Чтобы преодолеть эти установки, нам нужно понимать их происхождение - читать, анализировать и не принимать ничего на веру.
Текст: Александр Левин
